Скитальца с размаху впечатало боком в землю и с устрашающей скоростью поволокло вслед за летоциклом.
Исцеление началось, – сказал Пом. – Также твое тело адаптировалось к местному низкому атмосферному давлению. Но, Скиталец, у тебя осталось очень мало инвеституры. Постарайся не получить слишком серьезных травм в ближайшее время, ладно?
Пока Пом говорил, Скитальца тащило сквозь иссохшие заросли, било о камни, перемазывало в грязи. Впрочем, этот человек был не из хрупких: базовый уровень инвеституры добавлял ему прочности. Пусть на исцеление инвеститура тратится быстрее, чем на другие способности, можно не считать это проблемой, пока сохраняется необходимый минимум.
Бессмертным Скиталец не был. Многие виды современного оружия убили бы его мгновенно. Да что там, сгодились бы и более примитивные, если применять их достаточно настойчиво, пока не израсходуется весь запас инвеституры. Тем не менее Скиталец оставался цел, когда у кого другого уже руки вывернуло бы из суставов, а кожу начисто содрали бы обломки растений, на такой скорости режущие не хуже бритвы. Даже ожоги понемногу заживали.
Осталось шесть процентов, – сообщил Пом. (Не так уж и плохо, если вдуматься.) – Но ты почувствовал этот жар? Он ненормален. Инвеститура здесь точно замешана, но я не смог ухватить ни капли. Если бы я открылся и попытался ее поглотить, меня бы уничтожило. Придется поискать менее опасный способ ее добывать.
Скиталец крякнул, снова врезавшись в землю. Кое-как ему удалось извернуться, чтобы дальнейшие удары приходились в основном на бедро и плечо. Ветер потушил огонь на одежде, однако пострадавшие куртка и рубашка не выдержали новых столкновений с различными препятствиями, и их сорвало окончательно.
Кожа, впрочем, держалась. Скиталец и не думал жаловаться на недостаточно комфортные условия побега. Лучше так, чем остаться под этим солнцем.
Он закрыл глаза, борясь с болью куда более сильной, чем от ушибов и ссадин. Ее причиняли врезавшиеся в память крики несчастных пленников, которых накрыл рассвет, в считаные мгновения превратив в пепел. Скиталец был уверен: некоторые звали на помощь его.
Когда-то он не смог бы оставить такие призывы без внимания. Но каждый день по всему Космеру умирали миллионы, может, даже миллиарды существ. Он был не в силах этому помешать. Ему едва удавалось выживать самому.
И все равно было больно. Даже спустя годы мучений он не мог спокойно смотреть на чужую смерть.
Скиталец прижал подбородок к груди, защищая лицо от всего того хаоса, через который его тащило по жесткой поверхности этой суровой планеты. Он заметил, как темнеет небо. Отсветы чудовищного солнца скрылись за горизонтом, словно наступили сумерки, хотя это Скиталец двигался сумеркам навстречу.
Скорости летоцикла хватало, чтобы обгонять восходящее солнце и держаться подальше от его испепеляющих когтей.
Похоже, у этой планеты низкая скорость вращения, говорит герой своему странствующему слуге. Обрати внимание, как легко машины опережают солнце.
Впереди, в противоположной рассвету стороне, поднималось огромное планетарное кольцо – широкая дуга, отражающая солнечный свет.
Впрочем, насладиться возвращением в безопасность сумерек Скитальцу не дали. Несколько седоков летоцикла попытались сбросить цепь, но на такой скорости, да еще с ним самим в качестве груза, это было бы очень трудно, даже не замкни он петлю. Скиталец ждал, что они задержатся, чтобы избавиться от него, однако машина продолжала лететь вслед за остальными, держась в считаных футах над землей.
Наконец она снизила скорость, а затем и вовсе замерла. Скиталец очутился на клочке мокрой земли. Приятно было ощутить хоть что-то мягкое. Он со стоном перевернулся. Штаны превратились в лохмотья, свежезалеченная кожа – в сплошной синяк, на руках по-прежнему были оковы. Помучившись мгновение от жуткой боли во всем теле – и попытавшись порадоваться тому факту, что хотя бы новых неприятных ощущений не добавляется, – Скиталец повернул голову, чтобы выяснить причину остановки.
Если и имелась таковая, то он ее не увидел. Возможно, седокам просто потребовалась минутка, чтобы сориентироваться на местности; после кратких переговоров летоциклы снова взлетели. На этот раз они поднялись выше, и Скиталец повис. Так было лучше: по крайней мере, теперь он не врезался во все подряд. Должно быть, поначалу машины держались низко, чтобы случайно не угодить под солнечные лучи.
Примерно через час они наконец добрались до чего-то поинтереснее – до летающего города. Он представлял собой огромную платформу, удерживаемую в воздухе сотнями изрыгающих огонь двигателей на нижней стороне. Скитальцу и раньше доводилось посещать летающие города, в том числе на планете неподалеку от его родной, но обычно они не казались такими… хлипкими. Здесь же он увидел скопление разномастных одноэтажных зданий – огромные трущобы, поднятые над землей всего лишь футов на тридцать-сорок. Похоже, для удержания конструкции даже на столь малой высоте двигателям приходилось работать на износ. Их мощности едва хватало, чтобы город без помех преодолевал неровности рельефа.
Это сооружение едва ли можно было назвать технологическим чудом. Оно представляло собой отчаянную попытку выжить. Скиталец оглянулся назад, туда, где давно померк свет. И все же он знал: где-то там скрывается солнце. Надвигается, как назначенный день казни.
– Вам приходится все время его опережать, верно? – прошептал он. – Вы живете во мраке, потому что иначе здешнее солнце убило бы вас.
Шквал! Целый народ вынужден постоянно двигаться, чтобы обогнать само солнце? Скиталец принялся обрабатывать в уме следовавшие из этого выводы, воскрешая навыки, – и внутри мертвеца, которым он стал, зашевелился человек, которым он был когда-то. Почему на этой планете, даже на темной стороне, не бушует вечная буря? Если солнце все время раскаляет одну сторону, выжить на другой невозможно. Но местным жителям это удается, а значит, он что-то упускает. Чем они питаются? На каком топливе работают эти двигатели и как люди вообще успевают его добывать, непрестанно перемещаясь? И к слову, почему не живут в пещерах? Нехватки металла они явно не испытывают. Использовали же его, чтобы приковать тех бедолаг.
Он всегда был любопытен. Даже намеренно отказавшись от судьбы ученого и став военным, продолжал задаваться вопросами. Они и теперь дразнили, пока он не прихлопнул их твердой рукой. Значение имел ответ всего лишь на один вопрос: хватит ли ему заряда ближайшего двигателя, чтобы убраться с этой планеты, прежде чем до него доберется «Ночная бригада»?
Летоциклы с ревом поднимались на высоту города. Скиталец болтался под последним из четверки, тянул его вниз. Двигатели плевались огнем, нагревая удерживавшую Скитальца цепь. К счастью, Помощник справлялся с этим. Как ни странно, такого небольшого подъема оказалось достаточно, чтобы заложило уши.
Поравнявшись с городом, летоциклы не запарковались в привычном смысле слова. Они развернулись боком и пристыковались к краю платформы. Их двигатели продолжили работать, вместе с основными удерживая сооружение в воздухе.
Скиталец так и висел на цепи. Боль постепенно отступала, свежие травмы заживали, хотя сейчас исцеления требовалось куда меньше, чем после встречи с солнцем. Отсюда ему открывался вид на раскинувшиеся внизу лысые холмы и наполненные грязью ямы, похожие на болота. Город оставлял после себя широкий выжженный след. Несомненно, по этакой отметине летоциклам нетрудно отыскать дорогу домой.
Скиталец на удивление хорошо видел в окружающей темноте. Сморгнув пот и грязную воду, он снова взглянул на планетарное кольцо. Как обычно и бывает, на самом деле оно представляло собой скопление более тонких колец. Сине-золотых, сверкающих, опоясывающих планету, вздымающихся в небо, будто уходя в бесконечность. Они были слегка наклонены к солнцу и отражали его свет. Сейчас, когда у Скитальца появилась возможность подробно их рассмотреть, он осознал, насколько изумительно это зрелище. Он побывал на десятках планет, но нигде не видел подобного стоического великолепия. Внизу – грязь и огонь, в небе же… Вот образец величия. Эта планета носит корону.
Цепь задрожала: Скитальца потащили наверх. Вскоре его схватили за руки и выволокли на металлический фундамент города, на кривую улочку между приземистыми зданиями. Неподалеку собралась небольшая толпа, люди переговаривались и указывали на него. Не особо интересуясь ими, Скиталец сосредоточил все внимание на пяти фигурах, стоявших позади толпы и выделявшихся из общей массы. На людях, у которых в груди тлел огонь.
Они стояли, опустив голову и закрыв глаза; их угли как будто остыли. Двое из них, похоже, были женщинами, хотя огонь, выжегший грудную клетку, не оставил после себя ни намека на груди, только дыру шириной в две ладони, с торчащими из обгорелой кожи по краям остатками ребер.
И угли вместо сердец.
На всех прочих была одежда, которую он уже видел, – скрывающая все тело, с воротником до подбородка и плотными перчатками. Несколько человек носили белые плащи – строгие, распахнутые спереди, со знаками различия на плечах. Чиновники или офицеры. Остальные рядились в приглушенные цвета, – должно быть, они принадлежали к простому сословию. Из женщин некоторые носили юбки, хотя большинство предпочитали длинные, похожие на платья кофты, распахнутые спереди, и штаны. Многие, как мужчины, так и женщины, ходили в широкополых шляпах. Зачем им шляпы, когда и света-то почти нет?
«Не думай об этом, – устало велел себе Скиталец. – Какая разница? Ты уберешься отсюда раньше, чем успеешь узнать об их культуре хоть что-то».
Кожа у многих была светлой, хотя нередко на глаза попадалась и темная, как у Скитальца. Обладатели промежуточных оттенков находились в явном меньшинстве.
Вскоре толпа затихла, затем люди стали опускать глаза и пятиться, освобождая кому-то проход. Скиталец сел на пятки, глубоко дыша. Новоприбывший оказался высоким мужчиной в черном плаще.
Его глаза горели темно-красным, будто подсвеченные изнутри. В памяти Скитальца всплыли картины из далекого прошлого, однако это свечение навевало мысли не столько об искаженной душе, сколько о пламени, горящем в самом человеке. Края черного плаща отливали похожим красно-оранжевым светом. Скиталец предположил, что у него тоже тлеет уголь в груди, скрытый тонким слоем одежды. Должно быть, у этого человека уголь погрузился не так глубоко – под рубашкой угадывались очертания нормальной грудной клетки.
Многие здания тоже отсвечивали, словно отражали пламя костра. Как будто город совсем недавно был охвачен огнем, а это его пепелище.
Человек с огненными глазами поднял руку в толстой перчатке, призывая толпу к молчанию. Окинул взглядом Скитальца, затем указал на него двум подчиненным и отдал короткий приказ. Те сразу же подскочили и расстегнули наручники.
Сняв кандалы, они боязливо попятились от Скитальца. Тот поднялся на ноги под аханье толпы, но не стал делать резких движений. Потому что устал, шквал побери. Боль во всем теле притупилась, и он глубоко вздохнул. Помощнику велел оставаться на месте в виде цепи: не нужно знать местным, что у него есть инструмент, способный менять форму.
Огнеглазый что-то резко произнес, обращаясь к Скитальцу.
Тот помотал головой.
Огнеглазый повторил вопрос громче, медленнее и злее.
– Я не говорю на вашем языке, – прохрипел Скиталец. – Дайте мне источник питания, как в двигателях ваших летающих машин. Если смогу поглотить его силу, ее, возможно, хватит.
Зависит от того, какое топливо здесь в ходу. Учитывая, что на нем держится в воздухе целый город, оно вряд ли обычное. Смешно даже предположить, что такая громадина может летать на угле. Наверняка они используют какой-то инвестированный материал, возможно заряженный лучами здешнего солнца.
Осознав наконец, что не добьется ответа, предводитель поднял руку и осторожно, палец за пальцем, стянул с нее перчатку. Люди вокруг заахали, хотя под перчаткой скрывалась самая обычная рука, пусть и бледная.
Ее обладатель шагнул к Скитальцу и схватил за лицо. Ничего не произошло.
Огнеглазого это, похоже, удивило. Он перехватил по-другому.
– Если полезешь целоваться, – пробормотал Скиталец, – я, шквал побери, откушу тебе губу.
Приятно осознавать, что он способен на подобные шутки. Его далекий наставник мог бы им гордиться. В молодости Скиталец был чересчур серьезен и редко позволял себе легкомысленные замечания. Главным образом потому, что был стеснителен и боялся ляпнуть что-нибудь неуместное.
Но если тебя достаточно часто возить по грязи и избивать до беспамятства… Что и говорить, подобные вещи творят с чувством юмора чудеса. В такие моменты только и остается, что посмеяться над хохмой, которой ты стал.
Тот факт, что от прикосновения Огнеглазого ничего не случилось, изумил зрителей. Огнеглазый напоследок взял Скитальца за подбородок, затем отпустил и, вытерев руку о плащ, вернул на место перчатку. Его глаза, будто горящий огненный мох, освещали поле шляпы и слишком гладкое лицо. Ему могло быть лет пятьдесят, точно судить было трудно из-за полного отсутствия морщин. Очевидно, жизнь в вечных сумерках имела свои преимущества.
Один из офицеров шагнул вперед, указал на Скитальца и заговорил, понизив голос. И с недоверчивым видом махнул в сторону горизонта.
Другой офицер кивнул, сверля Скитальца взглядом.
– Сесс Нассит Тор, – прошептал он.
Любопытно, говорит рыцарь. Я почти понял эту фразу. Очень похоже на язык, с которым у меня еще сохранилась слабая Связь.
– Есть идеи, на какой именно? – проворчал Скиталец.
Нет. Но… кажется… Сесс Нассит Тор… означает что-то вроде… Ускользнувший от Солнца.
Люди в толпе принялись повторять это выражение, но Огнеглазый рявкнул на них и снова глянул на Скитальца, а затем ударил его ногой в грудь. Оказалось больно, особенно в нынешнем состоянии. Судя по силе пинка, этот человек был инвестирован.
Скиталец с хрипом согнулся пополам, не в силах вдохнуть. Огнеглазый схватил его и улыбнулся, осознав, что отбиваться жертва не станет. Эта мысль ему явно очень понравилась. Он отшвырнул Скитальца в сторону и снова пнул в грудь, улыбаясь еще шире.
С каким удовольствием Скиталец оторвал бы эту улыбку с мясом! Но поскольку попытка дать сдачи привела бы только к параличу, оставалось притворяться паинькой.
– Кор Сесс Нассит Тор, – произнес Огнеглазый с презрительной усмешкой, указав на Скитальца, и опять сильно пнул.
Несколько офицеров подхватили Скитальца под руки и куда-то потащили. Он поймал себя на том, что с радостным предвкушением думает о надежной камере. Пусть там будет холодно и жестко, зато можно уснуть и хотя бы на несколько часов забыть, кто он такой.
Но даже эта скромная надежда рухнула, поскольку город затрясся, разваливаясь на куски.